Ментально-культурная природа экономического развития: факторы успешности

Вопрос о связи российской государственной экономической политики с цивилизационно-ценностными историческими накоплениями России далеко не праздный. Поскольку современные «эффективные менеджеры», эпигонствуя заемные западные модели, привели отечественную экономику к настоящему погрому.

Отличный подход изложен в монографии Центра «Цивилизационно-ценностные основания экономических решений», предлагающей новые по отношению к традиционной экономической теории методологические решения и теорию цивилизационной вариативности. Обосновывается тезис о существовании особых, не подчиняющихся либерально-универсалистским схемам, соотносящихся с понятием цивилизация экономических факторов, которые необходимо учитывать при формировании государственной политики. На уровне государственно-управленческих решений вводится новая интегральная категория — цивилизационный ресурс.

ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ РЕСУРС КАК ФАКТОР УСПЕШНОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ

Цивилизации в авторском понимании это не только культурные образы народов, но и вырабатываемые тысячелетиями фундаментальные особенности и основания разных сторон жизнедеятельности людей. В этом смысле можно условно говорить о социальных цивилизационно-ценностных генетических кодах, сходных по существу с биологическими кодами живых организмов. И если мы понимаем, что в биологическом случае генетические мутации приводят к уродствам и к гибели организма, то ровно так же попытки вторжения в социальный цивилизационно-ценностный генетический код приводят к не менее опасным общественным и институциональным последствиям.

В проблемном поле представляемого исследования лежат вопросы внешних средовых ограничений выбора экономических решений, традиционных специфических черт российских экономических систем, корни которых связаны с историческим процессом и формировались длительное время, корреляции российской экономической политики с цивилизационно-ценностными историческими накоплениями России.

Успешность национальной экономики, в частности в сфере производственных отношений, представляется авторами как производная от совокупности действий исторических, религиозных, национальных, государственных, ментально-аксиологических, идейно-духовных, природных факторов. Их совокупное рассмотрение позволяет ввести новую для экономического дискурса интегральную категорию цивилизационного ресурса (цивилизационного фактора). Доказательство его значимости дает основания для пересмотра модели универсализма мировой экономики в пользу модели ее вариативности.

Место цивилизационного ресурса в формировании экономической политики видится в специфических механизмах организационно-управленческих и мотивационных оснований трудовой деятельности (рис 1). Насколько бы теоретически не была проработана доктрина развития экономики, при нежелании человека трудиться она будет нереализуема.

Рис. 1. Цивилизационный резерв решений в экономической политике

Большинство существовавших в древности цивилизаций погибло. Согласно А.Д.Тойнби, из 21 цивилизации прошлого в настоящее время продолжают существовать лишь 8 [1a].

Мировой опыт гибели цивилизаций выявляет два сценария их разрушения. Первый связан с чрезмерностью иносистемных заимствований, приводящих в конечном счете, к подмене собственной цивилизационной парадигмы. Разрушение уникального в своем роде генокода цивилизаций оборачивалось их вырождением, приводило к пресечению исторической преемственности.

Другим сценарием гибели была чрезмерность самоизоляции. Искусственность общественной консервации оборачивалась на практике обскурацией и невозможностью противостоять внешним вызовам.

Таким образом, жизненные потенциалы развития цивилизаций заключаются в установлении разумного сочетания принципов изменчивости и консервации. Формула успеха видится в определении оптимума цивилизационного существования. Должны быть высчитаны дозированные гармоничные пропорции сочетания глобализационности и автаркийности, универсальности и специфичности, модернизма и традиции. И надо очень внимательно отнестись к сути задач на оптимизацию при выборе решений экономической политики. Речь не идет о неограниченном, например, уменьшении степени открытости российской экономики. Речь идет об ее оптимуме по критерию успешности российской экономики. Но чтобы определять успешность нужны критерии ценности для общества, государства, индивидуума. Переход от теоретизированного (различные «измы»), институализированного (реформы во имя реформ) к ценностному целеполаганию в формировании государственной политики дает не только рецепт ее успешности, в силу оптимизиционной совершенности, но еще и принципиальную возможность насыщения нравственным содержанием.

ФЕНОМЕН ЦИВИЛИЗАЦИОННЫХ МИР-ЭКОНОМИК

Вопрос об экономической стратегии России тесно увязан с методологией осмысления мирового исторического развития в целом. В определенном смысле можно даже говорить об историософской парадигме экономической политики. Сообразно с принятием той или иной версии мегаистории типологизируются три основные модели онтологии макроэкономики.

1. Существует единый для всего человечества, универсальный путь экономического развития.

2. Существуют два или несколько путей экономического развития (популярностью одно время пользовалась дихотомия экономик либерального и тоталитарного типов).

3. Существует множество вариантов организации национальных экономик, соотносимых с их цивилизационной идентичностью.

В соответствии с такой классификацией экономическая стратегия предстает при первой модели как подражание и управленческая экстраполяция, при второй как выбор альтернатив, при третьей как самоидентификация.

Полученное в результате историко-странового анализа доказательство вариативности путей достижения национального экономического успеха определяет внимание к последней из методологических моделей. Ее базовым постулатом является констатация успешности хозяйственного развития страны при соотнесении организации экономики страны с цивилизационными традициями[1]. Следовательно, и экономическая стратегия России может быть сформирована не только как результат дискурсивного выбора, но и как логическое продолжение исторического опыта развития российской цивилизации.

Сам факт тысячелетней истории России, экономическая система которой, имея принципиальные отличия от западной, позволила обеспечить ей статус мировой державы, противостоять внешней агрессии, осуществить хозяйственное освоение крупнейшего территориального пространства в мире, говорит об уместности обращения к цивилизационным основам конструирования современной российской экономической политики.

Ф.Бродель противопоставлял «мировую экономику», простираемую в планетарном масштабе, и «мир-экономики», под которыми подразумевались самодостаточные в хозяйственном отношении историко-культурные организмы. Для каждой из мир-экономик характерны собственные принципы и законы самоорганизации. Инновационные реструктуризации таких систем могут привести к разрушительным последствиям[2]. Описанный К.Марксом в качестве критики европейского колониализма опыт деструкции общинно-ирригационных хозяйств Востока свидетельствует о неприемлемости монистического подхода к мировой экономике[3]. Если мир-экономика целиком входила в единую государственную систему, то, согласно терминологии Ф.Броделя, следовало говорить об экономической империи, классическим образцом которой он считал историческую Россию[4].

Экономический универсализм, положенный-де-факто в основу современной реформаторской практики в России, представляет собой идеологическое прикрытие западного экспансионизма. Под видом реформ осуществлялся проводимый в рамках глобализационного процесса экспорт экономической модели Запада.

России это может обернуться не только утратой цивилизационной идентичности, но и экономическим коллапсом, отбрасывающим ее на периферийные позиции в мировом экономическом и политическом развитии. Русская история развивалась подобно движению маятника, по ходу которого парадигма западнических реформ неизбежно приводила к контрреформистской консервативной инверсии.

Объективно реформаторская практика являлась итогом накопления в обществе внесистемного инновационного потенциала. Контрреформы же служили механизмом цивилизационного восстановления. Характерно, что периоды наиболее интенсивного экономического развития России соотносились именно с контрреформаторской инверсией. Политологии известен ряд «чистых», «идеальных моделей». В основе каждой из них лежит парадигма полярности образа. Естественно, что ни одно из реальных исторических государств не имело абсолютного соответствия критериям моделей. Каждое из них включало в себя в той или иной мере иносистемные компоненты. Так, за ширмой командно-административной системы СССР действовали элементы рыночных механизмов. Американский же капитализм никогда не исключал государственного регулирования экономики и этатизации общественной жизни. Но развитие политических организмов может быть направлено как в сторону соответствия модели, так и отступления от нее. Чем ближе историческое государство к метафизическому идеалу, тем оно жизнеспособней. И, наоборот, при отступлении от модельных принципов бытия происходит цивилизационный взрыв.

ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ

Согласно мнению бельгийского традиционалиста Р.Стойкерса, все экономические концепции могут быть выражены либо «метафорой часов», либо «метафорой дерева»[5]. Исходя из первой дефиниции общество представляет собой искусственную конструкцию, состоящую из атомарных и дискретных частиц — «эгоистических индивидуумов», конкурирующих друг с другом в погоне за личным благосостоянием. Это линия Адама Смита, контекстная механистическому мировосприятию XVIII в.[6]

«Часовые» концепции уязвимы в этиологическом отношении. Экономика в них производна от самой экономики. Между тем, чтобы привести часовой механизм в действие, его требуется завести. Ход стрелок по размеченному циферблату определяется часовым мастером. В качестве часовщика для экономических механизмов выступает государство.

«Метафора дерева» строится на постулате, что и человек, и общество есть явления органические, а не механические, что они не полностью описываются с помощью эгоистических материалистических параметров. Выразителями идей альтернативной экономики в разные эпохи являлись Ф.Лист, Ж.Сисмонди, В.Рошер, Г.Шмоллер, М.Вебер, В.Зомбарт, И.Шумпетер, Ф.Перру. Они настаивали на главенстве исторических, национальных, государственных и религиозных факторов при объяснении экономической деятельности человека. Экономика в их видении есть производное от идеологии[7]. А среди российских мыслителей стоит сослаться на С.Булгакова, который в своей книге «Философия хозяйства» доказывал, что экономика есть явление духовной жизни в такой же мере, в какой и все другие стороны человеческой деятельности. «Дух хозяйства, — писал философ, — есть опять-таки не фикция, не образ, но историческая реальность»[8].

К сожалению, отечественные ученые, при проведении экономического анализа, обременены, как правило, стереотипом «метафоры часов». Взгляд же через призму «метафоры дерева» мог бы привести к нетривиальным выводам в раскрытии специфики российской цивилизационной модели.

Еще Аристотель противопоставлял друг другу два типа хозяйственной деятельности — «экономию» и «хрематистику». Под экономией подразумевалось материальное обеспечение «экоса» (дома) в целях удовлетворения насущных потребностей. Напротив, цель хрематистики заключалась в получении прибыли, накоплении богатств.

Благодаря трудам Макса Вебера, в общественных науках вновь актуализировалась проблема дифференциации двух типов «экономического человека». Деятельность первого из них ориентирована на скорейшее получение прибыли. Моральные сдержки для него при этом недейственны.

При преобладании данного типа человека складывается модель «торгового» или «спекулятивного» капитализма. Его паразитарность определяется тем обстоятельством, что ни торговец, ни спекулянт не склонны к производству товаров. Для другого типа экономического человека капитал не есть самоцель, а лишь средство для освященного труда. Этика же трудовой деятельности определяется для него религиозными соображениями. Именно на такого рода духовных основах формируется, согласно Веберу, производящий тип капиталистического хозяйствования. Вне протестантской сакрализации труда капитализм не был бы исторически возможен.

Экономика не может позитивно развиваться без продуктивного труда. В свою очередь, продуктивный труд коррелирует с религиозным мировосприятием, ориентированным на представление о посмертном воздаянии. Если же загробной жизни нет, то актуализируется парадигма спекулятивной прибыли. Поэтому, как это ни неожиданно на первый взгляд, но процесс возрождения традиционных религий может быть рассмотрен как фактор оздоровления национальной экономики. Вопрос о сакральности труда относится к разряду «вечных категорий», актуальных как на заре формирования мир-экономик, так и на современном этапе экономического развития.

Если Россия всерьез рассчитывает включиться в международную конкурентную борьбу за роль мирового экономического лидера, а не довольствоваться лишь статусом региональной державы второго хозяйственного эшелона, тогда должна быть предложена принципиально новая для современного мира модель управления, позволяющая совершить форсированный отрыв от потенциальных конкурентов. Репродуцирование уже существующих в других странах механизмов организации хозяйствования ставит ее в положение заведомого аутсайдера и лишает шансов обретения конкурентоспособности. Следовательно, необходимо выдвижение некой экономической альтернативы. Она может позиционироваться как особый идеологический призыв к миру. В общих чертах такая модель характеризуется как «экономика духовного типа». Хозяйственная деятельность в ней есть не самодостаточная, а подчиненная высшим духовно-нравственным критериям общества сфера. Именно использование идейно-духовного потенциала человека может обеспечить преимущества предлагаемой модели над однофакторной материальной системой экономики Запада.

Об угрозе превращения экономики в самоцель рассуждали многие мыслители прошлого, представляющие совершено различные полюса в спектре общественных идеологий. «Менее всего, — писал русский религиозный философ Н.А.Бердяев, — экономика может создать нового человека. Экономика относится к средствам, а не целям жизни. И когда ее делают целью жизни, то происходит деградация человека»[9]. Ну чем это не диагноз современной России! Примерно в том же смысле высказывался французский социалист Ж.Жорес: «В человеке есть такое слияние самого человека и экономической среды, что невозможно отделить экономическую жизнь от жизни моральной; нельзя разделить существование человечества на две части, отделить в нем идеальную жизнь от жизни экономической»[10].

Экономические отношения представляют лишь одну из граней человеческого бытия. В иерархии ценностей традиционных сообществ экономика занимала подчиненное положение. Выше ее находились сферы религии и политики. Данная структура общественных функций соотносилась с сословно-клановой моделью социальной организации. Только в результате серии буржуазных революций произошла функциональная инверсия. Экономика заняла первую ступень ценностной иерархии. Претендующая на глобализационое воплощение новая цивилизация Запада могла бы быть охарактеризована как цивилизация экономическая. В этом заключается ее специфичность и аномальность по отношению к мировому историческому опыту. Вместе с тем вариативность механизмов управленческого воздействия на экономику в существующей модели оказывается весьма ограниченной. Идейно-духовный и командно-мобилизационные ресурсы в результате произошедшей инверсии оказались исключены из факторов управления. Следует предположить, что восстановление традиционной ценностной иерархии увеличит ресурсный потенциал экономической системы.

В традициях русской православной цивилизации понимание феномена труда не исчерпывалось материальными аспектами существования человека, будучи сопряжено с этологией нравственного (религиозная сфера) и государственного (политическая сфера) служения. «Выставлять своекорыстие или личный интерес как основное побуждение к труду, — писал русский религиозный философ В.С.Соловьев, — значит отнимать у самого труда значение всеобщей заповеди»[11]. Именно автор дефиниции «русская идея» еще в XIX в. выступил с призывом «не ставить Мамона на место Бога, не признавать вещественное богатство самостоятельным благом и окончательной целью человеческой деятельности, хотя бы в сфере хозяйственной», а соответственно, подчинить экономику высшим нравственным императивам[12]. Аналогичные взгляды развивал в философии духовного хозяйствования С. Н. Булгаков[13].

Постановка экономики на вершину ценностей пирамиды приводит к деформации высших целей. Рост ВВП рассматривается универсальным критерием успешности. Между тем самоценность материального благосостояния, взятая сама по себе, сомнительна. Национальное понимание счастья далеко не всегда соотносилось с потребительским благополучием. Американская успешность есть в иноцивилизационных интерпретациях проявление общественной дегенерации. Русская традиция выдвигала этическим идеалом нестяжательский образ жизни, существование на минимуме удовлетворения материальных благ. При такой постановке вопроса рост ВВП не может определяться в качестве единственной самоценности, а лишь возможного (но необязательного) средства решения высших цивилизационных задач, таких как поддержание государственной безопасности, человеческое развитие. Подобное разграничение целей и средств задает определенную специфику выстраивания российской экономической модели, в которой частный эгоистический интерес должен быть гармонизирован с государственно-общественными интересами.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1a] Тойнби А. Д. Цивилизация перед угрозой истории. М., 1995; Он же. Постижение истории. М., 1991.

[1] Идеология и конкурентоспособность наций. Лондон, 1985; Макмиллан Ч. Японская промышленная система. М., 1988.

[2] Бродель Ф. Время мира. М., 1992. Т. 3. С. 13–18.

[3] Маркс К. Британское владычество в Индии // Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв. М., 1983. Т. 1. С. 519.

[4] Бродель Ф. Время мира. Т. 3. С. 48–51.

[5] Дугин А. Г. Экономика против экономики // Консервативная революция. М., 1994. С. 171–181.

[6] Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962.

[7] Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избр. произв. М., 1990; Зомбарт В. Буржуа. М., 1994; Шумпетер Й. Теория экономического развития. (Исследование предпринимательской прибыли, капитала, процента и цикла конъюнктуры). М., 1982.

[8] Булгаков С. Очерки по истории экономических учений. М., 1913. С. 68.

[9] Горохов Э. Энциклопедия афоризмов (Мысль в слове). М., 1999. С. 648.

[10] Там же. С. 648.

Публикуется по изданию: В.И.Якунин, В.Э.Багдасарян, С.С.Сулакшин. Цивилизационно-ценностные основания экономических решений. Монография — М.: Научный эксперт, 2008.

Фото: картина художника Н.К.Рериха «Город строят», 1939 г.